Тайна принцессы Укок

Кайчи поют в своих сказаниях, что золото скифов лежит где-то здесь – в самом сердце Алтайских гор. Но пока никто его так и не нашел…

 

…Своим нутром язычника я всегда чувствовал, что есть ключ, который объединит между собой все алтайские тайны. Я догадывался, что ключ к многим загадкам Алтая скрывается на высокогорном и труднодоступном плато Укок, в его сердце – священном семигорье Табын-Богдо-Ола.

Местные жители всегда считали Укок краем света, лежащим в преддверии небесного свода. Он недоступен человеческому взору, потому что это область владения могущественных духов. Рискнуть отправиться на огромное каменное блюдце, лежащее на высоте2500 м, совершенно дикое и безлюдное, – значит навлечь на себя их гнев и немедленную кару.

А на самом юге плато Укок, этого алтайского Тибета, к небу вздымается мощнейший горно-ледниковый узел, равного которому по величию и красоте нет во всем мире! Истинное чудо природы – Табын-Богдо-Ола («Семь священных гор») – каменное ожерелье, лежащее на плато. Его сияющее вечными льдами кольцо занимает площадь 160 кв. км, а вершины составляющих его гор поднимаются к небу почти на 4500 м.
От белоснежных шатров поднебесного ожерелья, словно гигантские растяжки, отходят могучие каменные хребты, разделяющие между собой Россию, Китай, Монголию и Казахстан. Границы этих стран сходятся на Табын-Богдо-Ола, и этот уникальный факт вовсе не случаен…

Узнав, что заветный ключ нужно искать в священных горах, мы решили во что бы то ни стало попасть туда. Но как это сделать? Мало того что надо было найти местного проводника, бывавшего в том районе, и уговорить его повести нас на плато, особенно после тревожных событий, связанных с «принцессой Кадын», – нужно было еще и невольно нарушить государственные границы нескольких стран!
А более всего мы всерьез опасались нарушения духовных рубежей этого сакрального пространства. Не будучи приглашенными, мы могли не только ничего не узнать и духовно «не увидеть», но и вообще не вернуться обратно.
В конце концов мы решились и получили разрешение на въезд в погранзону и поселок Джазатор. Для начала нам и этого было достаточно. Решив, что дальше будет видно, как поступить, мы отправились на юг Алтая…

Знаменитый Чуйский тракт пролегает по древним путям кочевников, странствовавших между территориями нынешних России и Монголии. Теперь это отличная автодорога, бегущая через весь Алтай по совершенно сказочным местам. Большая ее часть проходит долинами стремительной Катуни и бурной Чуи, многократно перебегая с одного берега на другой. Отвесные скалы, кедровые рощи, пенные пороги, бирюзовые озера, древние курганы – красота неописуемая! Душа наслаждается и ликует!

От Кош-Агача уходим на пыльную грунтовку бескрайней и унылой Чуйской степи, скрашиваемой лишь дальней панорамой ледяных шапок Южно-Чуйского хребта. Больше ничего «вертикального» вокруг нет, как ни крути головой. Жутковато и тоскливо…
Наконец мы у цели. Позади два дня, 860 км пути, пограничные посты и вся прежняя жизнь, которую многие наивно называют цивилизованной.
Поселок Джазатор – это несколько десятков невзрачных домов алтайцев и дымных юрт казахов, разбросанных по небольшой котловине, окруженной лесистыми холмами предгорья. Лошадей, овец и яков на его улочках бродит значительно больше, чем людей, и нам не сразу удалось найти себе подходящее пристанище. Приятели уселись у дымного очага казахской юрты, а меня какое-то невнятное желание потянуло бродить по улочкам. Солнце уже скрылось за одной из сопок, но на быстро темнеющем небе еще светилась огромная разноцветная радуга. Дождь только что закончился, и от земли струились вверх дрожащие потоки теплого влажного воздуха. Они проникали под одежду и мягко щекотали кожу…

В одном из дворов горел большой костер и сновали людские тени. Я подошел ближе и понял, куда тянул меня дух провидения: здесь готовились к шаманскому обряду.
Согласно поверьям алтайцев, на сороковой день после смерти необходимо провести камлание по очищению дома от вредоносных духов. Камлают Ульгеню – верховному божеству в шаманизме. Этот обряд могут провести шаманы третьей ступени посвящения (шэрээтэ боо), которых теперь немного в алтайской глубинке. Но родственники умершего сумели где-то разыскать такого шамана, и теперь он готовился к обряду.
Я назвал ему свое духовное имя, показал личный сахиус (сумочку с оберегами), и после выполнения ритуала арюулга мне было разрешено участвовать в камлании.
После обряда мы сидели в летней юрте вокруг костра на войлочном ковре-сырмаке, ели бараний дьергем [1] и вели неспешный разговор. Я рассказал о заветной цели нашей экспедиции и попросил у старика совета. Он отвечал, что все трудности в Кош-Агачском районе начались оттого, что растревоженная раскопками душа-сульде принцессы Кадын губительно воздействовала на умственное состояние местных жителей. Все окрестные шаманы камлали о ее умиротворении несколько лет, и теперь она почти успокоилась…
Я попросил его проводить нас на плато Укок к священным горам, а он в ответ спросил, знаю ли я, чем является Табын-Богдо-Ола.

Шаман объяснил мне, что известная всем шаманам и невидимая взору людей Золотая гора (Алтын-туу), на которой в золотом дворце живет Ульгень и которая возвышается на девятом небе, свисает с него примерно на расстояние до человеческого колена. Это место на земле называется «Неприкасаемые к солнцу и месяцу золотые ворота».
Так вот, священное семигорье – Табын-Богдо-Ола – и есть эти ворота между всеми тремя мирами Мироздания…

Попасть туда по своему желанию нельзя – духи гор не пустят посторонних.
Поэтому я просил старика камлать этой ночью хозяевам миров – Ульгеню и Эрлику, чтобы они позволили нам пройти, чтобы разрешили узнать ответы на мучившие нас вопросы.
Старый шаман обещал камлать, и я всю оставшуюся ночь не спал, призывая духов своих собственных онгонов [2] прийти ему на помощь.
Утром я получил ответ. Шаман сказал, что знает, где нужно искать. Теперь об этом узнаю и я. Узнаю разгадки и других тайн Алтая. Узнаю из первых уст, чтобы затем рассказать обо всем тем, кто верит лишь в видимый мир. Таково решение демиургов. Старому шаману велено сопровождать меня на всем пути к истине: и на физическом, и на духовном…

Нас ждали семидневный конный переход по высокогорной дикой пустыне, а затем альпинистские подъемы по ледникам священного семигорья. Нас ждали духовные испытания в мистических странствиях по фантастическим бесплотным мирам Вселенной… А главное, нас ждали тайны, – ждали, готовые ненадолго приоткрыться. И от всего этого слегка кружилась голова и сладко щемило сердце.

Старика, случайно встреченного в Джазаторе, звали Тордоор, и он был одним из старейших шаманов Алтая. С таким могущественным спутником можно было отправляться в любую точку и этого и того света.
Ранним августовским утром наша кавалькада выступила из Джазатора на юго-восток. Кроме семи членов экспедиции и Тордоора в нее входили два конюха и 13 лошадей, нанятых нами у алтайских пастухов. Нам предстояло сделать пять дневных переходов до плато Укок и два – по нему, до священного семигорья. В среднем это ежедневно составляло 20–25 км пути по сложному горному рельефу.

Путь на край света

Лесистые склоны закончились уже через сутки, на высоте 1500 метров.
Потянулись скалистые распадки, усеянные большими острыми обломками камней, а затем пошло волнистое плоскогорье, покрытое сухой и пожухлой осокой. В редких долинах горных рек встречались заросли низких кустов жимолости. Ягода слегка горчила, но была неимоверно душистой. Впрочем, росла она на таких заболоченных участках, что наши кони предусмотрительно их обходили: болото, оно и в горах сулит массу неприятностей. А вот до конского щавеля, горного лука, маральего и золотого корня далеко ходить не надо было, и первые три дня мы с удовольствием пополняли ими свою «потребительскую корзину». Туда же отправлялся и хариус, отчаянно хватавший даже голые крючки наших примитивных удочек.

Днем на прогретых камнях резвились горностаи, гоняясь за жирными сусликами и распугивая суетливых каменок-плясуний. Стрекотала огромная черная саранча, напоминающая в полете боевые вертолеты из американских боевиков. Проносились тени бесчисленных ястребов-стервятников, неутомимо бороздящих высокое синее небо. Плотный сухой воздух хоть и иссушал ноздри, но был так напоен запахами высокогорных лугов, что казался нам божественным нектаром.
«Ну просто санаторий, а не экспедиция! Не зря говорят, что отдых на Алтае даже лучше, чем на море!»
Алтай большой и разный. Кто-то загорает на Нижней Катуни, а кто-то в это же время отмораживает ноги на ледниках Белухи…
Плато Укок – одно из самых суровых мест Алтая. Даже в августе здесь часты морозные ночи. Снега в этих краях почти не бывает, и потому морозы с ветром лютуют крепко…
Тенты палаток покрывались инеем и замерзали настолько, что нам с трудом удавалось расстегивать по утрам замки-молнии. Лишь конюхам было все нипочем: они спали на земле, подложив под головы седла и завернувшись в шубы. Эти алтайские тулупы обрабатывают животной печенью, а затем промывают молочной сывороткой. Они не только предохраняют от любого мороза, но и не намокают под проливным дождем.
Тордоор не спал ни с нами в палатках, ни с конюхами под открытым небом. Каждый вечер он куда-то уходил из лагеря, возвращаясь лишь с рассветом. И вообще, мы замечали его присутствие только тогда, когда он подавал голос. А зря он ничего не говорил, ненавязчиво, но упорно уча нас бережному общению с природой.
Помню, когда наш приятель, с целью дезинфекции, сунул лезвие ножа в костер, он немедленно отодвинул его руку и сердито произнес:
– Твой поступок оскорбляет дух хозяина огня От-Эне и может вызвать его гнев…
По древним языческим поверьям, человеку нельзя никоим образом осквернять огонь: перешагивать через него, наступать на угли и золу, лить в очаг воду и сжигать мусор. Даже дрова в костер нужно класть очень осторожно, чтобы не причинить боли От-Эне. Ведь человек, оскверняющий огонь, сам становится поганым.
Напротив, необходимо регулярно «угощать» огонь кусочками своей пищи и молиться, чтобы он не лишил нас своей заботы в этом суровом мире.
В другой раз Тордоор остановил одного из нас, кто собирался срубить молодое деревце для кострового кола, и пояснил, что деревья – это священные символы связи земли и неба. Они все живые: могут дышать, разговаривать, мыслить, радоваться и плакать, понимать язык людей. В случае острой необходимости, когда человек вынужден загубить жизнь дерева, ему нужно обязательно испросить на то разрешения духа дерева, иначе он будет наказан по закону кармы. Даже траву нельзя вырывать с корнем, так как это волосы живой Земли и духи, ее хозяева, обязательно покарают обидчика.

Тут мне нужно пояснить, что не только шаманы, но и все коренные народы Алтая считают, что и у самой Земли, и у каждого объекта природы – горы, реки, камня, дерева, птицы, зверя и т. д., – а также у ее явлений – дождя, грома, ветра – есть свой дух-хозяин. Этот дух-двойник объекта или явления имеет удивительное свойство материализовываться при желании в любой видимый человеком образ. Получается, что все существующее вокруг нас – это сплошные духи! Они могут быть добрыми по отношению к людям либо злыми. Все зависит от того, насколько человек почитает их и оберегает окружающую его природу. Это одна из самых притягательных сторон шаманизма.

Немудрено, что на каждом перевале Тордоор выкладывал из камней обоо.
Эти пирамидки олицетворяют Мировую гору – символ единения трех миров мироздания, – а также связи времени и пространства. Поэтому они обладают удивительной шаманской силой. Через обоо человек может обращаться к духам, поэтому в пирамидки часто втыкают ветки, к которым привязывают пучки конских волос или лоскутки ткани с одежды, материализуя, таким образом, те или иные свои желания. К обоо делаются подношения местным духам (кусочками пищи и опрыскиванием камней чаем, молоком или водкой), чтобы оградить себя от невзгод и напастей в пути.
Наш Тордоор окуривал обоо из своей трубки-канза и оставлял подле них щепотки табака для духов – хозяев местных гор, рек, перевалов, озер и всех прочих объектов природы, называемых алтайцами ээзи.
Конечно, духи не могут отведать человеческой еды и питья, но зато могут насладится их видом. Они напитают эти подношения духовной силой, которая перейдет к тому, кто их затем отведает.
Не все в нашей экспедиции всерьез верили в силы Тордоора до тех пор, пока он не вынужден был кое-кого проучить.
Как-то двое дежурных, вместо того чтобы готовить ужин, ушли далеко из лагеря ловить хариуса. Стоял чудный тихий вечер, и ребята, по-видимому, забыли о своих обязанностях.
Мы насухо перекусили и прилегли у костра. Старик же вынул из котомки какой-то камень, намочил его в реке, сел лицом в ту сторону, куда ушли рыбаки, и стал что-то тихо бормотать камню, раскачиваясь взад-вперед. То, что затем произошло, иначе как чудом не назовешь. На наших глазах в той стороне неба быстро сгустилась туча, из которой хлынул такой ливень, что через полчаса наши насквозь промокшие дежурные, стуча зубами, прибежали в лагерь и быстро принялись кашеварить…
Позже старик показал мне этот «камень», называемый у шаманов дьяда-таш. Его находят во внутренностях мертвых лошадей, и собственно камнем это округлое образование не является. В медицине это называется «безоар», то есть тугой комок из проглоченных волос, неперевариваемой клетчатки и прочих, случайно проглоченных предметов, крепко сцементированных между собой желудочной слизью.
Как это образование помогло Тордоору вызвать дождь – никто не смог даже и предположить. Но после этого случая авторитет шамана настолько вырос, что все мы стали безусловно доверять любым его словам, даже тем, которые казались уж совсем невероятными.
Так, на четвертый день мы подошли к стене-перевалу плато Укок и стали лагерем у крутых скал. Совсем рядом виднелась большая пещера, и мы решили было ночевать в ней, не ставя палаток. Однако Тордоор стал категорически возражать, говоря, что в пещере могут жить алмысы. И объяснил затем, что это оборотни с собачьими головами и хвостами, пожирающие мясо, в том числе своих же сородичей. Они могут перевоплощаться в людей и различных животных, чтобы заманить к себе, а затем растерзать несчастного путника.
Не знаю, кто из нас в это поверил, но единодушно и без обсуждений все разбили свои палатки подальше от мрачной пещеры. А наши лошади вообще ушли на выпас за соседний хребет.
Наконец на пятый день наши усталые кони преодолели последний перевал, выбрались на плато Укок и тотчас встали как вкопанные. Я пока еще не был на Луне, но думаю, что первые впечатления от увиденного там и тут будут мало чем отличаться…
Безжизненная, мрачная, бескрайняя поверхность из темного щебня и песка унылыми волнистыми линиями тянется во все стороны горизонта. Колючий ветер, посвистывая, закручивает пыльные смерчи, непрерывно тянущиеся куда-то, один за другим, словно на гигантском конвейере. Солнце в зените, но ощущения как при его затмении: свет не отражается от предметов, да и теней также нет. Слух улавливает какие-то всхлипы, стоны и вздохи, словно мечущиеся в окружающем пространстве. Так холодно, жутко и тоскливо, что невольно хочется повернуть назад. Это место наверняка создано не для людей, и нас тут явно не ждали…
– Конец обитаемого мира – так зовут у нас эти места, – произнес Тордоор. – В этих пространствах действуют совсем иные законы, и каждый из нас себе уже не принадлежит…
Стало совсем жутковато, но тут мой взор вдруг зацепился за сверкающую белоснежную жемчужину, сияющую впереди, будто на самом краю этого огромного, дикого, черного поля. Кажется, что солнце всеми своими лучами освещает лишь ее одну и она купается в этом свете, отражая его обратно в небеса. Это и есть священное семигорье Табын-Богдо-Ола – заветная цель нашей экспедиции. Она словно маяк звала нас к себе, и на душе сразу стало легче и спокойней. Но до нее еще два дня нелегкого пути по мистическому, полному загадок плато. И главная из них – таинственная усыпальница «принцессы Кадын»…
Некогда непрерывная линия государственной границы, проходящая здесь, теперь находится в плачевном состоянии: покосившиеся и заваленные столбы с остатками ржавой колючей проволоки уже явно никого не смогут удержать. Да здесь и нет никого, и быть не может. Времена шпионов с копытами на ботинках давно закончились, и ни одна из четырех стран, граничащих между собой, застав тут не держит. Да и боятся погранцы сюда ходить. Еще при СССР трижды посылались наряды, чтобы установить полосатый столб с гербом на центральной вершине Табын-Богдо-Ола. Ни один человек тогда не вернулся обратно. Природа сама охраняет границы дозволенного людям…
Пересекаем линию границы и вступаем в «зону покоя Укок». Так смежные государства назвали эти места, запретив тут любые перемещения людей. В первую очередь это было сделано ради сохранности многочисленных курганных захоронений, возраст которых достигает нескольких тысячелетий. Такого древнейшего сохранившегося некрополя нет больше нигде в мире. И никто пока даже не догадывается, чьи тела тут покоятся!
В зоне могильного капища
Первые захоронения на плато Укок явились нашему взору, когда до подножия непрестанно сияющего впереди священного семигорья оставалось не более двадцати километров. Это были типичные тюркские воинские захоронения, со всеми своими, хорошо сохранившимися атрибутами.
«Но что это? Почему эти могильники располагаются таким необычным образом? Что это за построения выполнены из них?» – спрашивали мы друг друга.

Ряды этих захоронений тянулись несколькими «волнами» или огромными полукольцами, обращенными в сторону мистических вершин Табын-Богдо-Ола. Многие сотни овальных насыпей из камней, покрытых пятнами красно-бурой ржавчины, невольно напоминали гигантские капли крови на аспидно-серой поверхности плато…
Судя по тому, что количество вертикальных балбалов за каждой из могил составляло по нескольку десятков, можно было считать, что здесь лежат самые великие и знатные тюркские воины.
Ветры, гуляющие над каменистым плато, веками сдували культурный слой. Могильные ямы наверняка долбились неглубоко, да и сами насыпи были невысокими. А потому невольно думалось, что рыжие пятна – это проступившая через камни кровь самих погребенных…
Воздушное марево колебало очертания могильников, будто шевеля их изнутри. Было жутко даже днем. Лошади тихо ржали и нервно дрожали крупами…
Под дикий свист колючего ветра, в полном молчании наша кавалькада напряженно пересекала все волны-линии построений мертвого войска.
Кто спит вечным сном под этими кровавыми камнями? Что заставило этих смелых и отважных воинов упокоиться в таких неуютных последних пристанищах, вдали от поселений соплеменников? Почему и после смерти они словно выстроились своими могилами в развернутом боевом порядке, будто не сумев преодолеть какой-то невидимый заслон? Куда и зачем шли они и что их навсегда остановило?
Я думал над этими вопросами и не сразу заметил, что Тордоора волнует совсем другое. Он будто всматривался и вслушивался в пространство, лежащее впереди, за последней цепью тюркских могильников, тихо бормоча и раскачиваясь в седле. В отличие от нас, шаман явно видел в пустоте что-то такое, что его встревожило…
Как только последний всадник нашей кавалькады вышел из пояса захоронений, шаман спешился, сел на землю, разложил вокруг себя самые главные онгоны своих духов и стал проводить ритуальный обряд. Сначала он достал мешочек с солью и, высыпав ее в чашу-чочой, принялся что-то долго в нее наговаривать, помешивая соль длинным кристаллом кварцита. Затем, подойдя к ближайшей могиле, наковырял кристаллом немного грунта с нее и стал тщательно перемешивать его с солью. После этого, неожиданно для нас, стал быстро вертеться на месте. Он сделал три оборота по три раза и во время каждой паузы широко и резко разбрасывал щепотки соли в сторону пути, по которому мы направлялись, будто отгоняя кого-то с дороги.
Затем он снова сел и скрипучим низким горловым каем затянул песнь-молитву…
Мы все завороженно смотрели на шаманский ритуал Тордоора, догадываясь, что он связан не только с судьбой экспедиции, но и с самими нашими жизнями…
Я старался услышать его слова, но понял лишь, что он камлает Дъее-Хану – духу – покровителю дороги, живущему там, где небо упирается в землю и где стоит гора, вершина которой достигает дома Бая-Ульгеня. Тордоор просил Великого Духа, чтобы его бело-золотисто-рыжий конь с луновидными рогами появился перед нами и провел за собой страждущих путников через неприступную преграду духовного воинства…
Внезапно шаман вскочил на ноги, сел в седло и, не говоря ни слова, быстро двинулся вперед. Я хотел махнуть рукой приятелям, но команды не потребовалось: наши лошади тут же пошли сами, одна за другой, след в след.

Таинственные курганы
Мы проехали не более пяти километров, как лошади снова заволновались, отказываясь повиноваться команде«Чу»(вперед). Их напряжение нарастало, и Тордоор велел спешиться…
– Сейчас мы пойдем к курганам, священным не только для Алтая, но и для всех людей, – сказал он.
Среди них находится и тот, в котором спала «принцесса Кадын». В тех местах нельзя разговаривать, так как души-сульдэлежащих там избранных берегут покой своих тел, но мы сами опознаем курган принцессы по раскопу. Великая Сила охраняет теперь эти места, и Тордоор не уверен, что каждый из нас сможет пережить воздействие ее проверки. Кто сомневается в себе, должен остаться с лошадьми.
Кроме конюхов-казахов, вслед за стариком пошли все, понимая, что это лишь начало тех испытаний духа, что ожидают нас в этих сакральных местах. Не знаю, отчего мне так трудно дышалось, пока мы шли вперед за шаманом: то ли волнение перехватывало горло, то ли что другое… Я напряженно всматривался вперед, надеясь увидеть высокие, как в Пазырыке, курганы, но видел лишь бескрайнее серое плато и сверкающие впереди вершины Табына…
Через час томительного пути мы вдруг увидели огромный участок понижения в поверхности плато. Он напоминал многокилометровую кальдеру древнего вулкана или гигантскую плоскую воронку со сглаженными временем краями. На дне ее тянулась цепочка из нескольких десятков невысоких, круглых каменистых курганов. Их линия имела строгое направление «север – юг» и, таким образом, словно стрелка компаса указывала на священные вершины семигорья.
Мы долго стояли на краю кальдеры, не в силах сделать шаг вниз. Нет, страха не было; просто в голове неотвязно стучала одна мысль: «Нельзя!»
Первым пошел Тордоор. Он был уже внизу, а нас всех еще что-то крепко держало на месте. И вдруг передо мной будто зажегся зеленый сигнал светофора, будто распахнулся незримый турникет.
«Можно!» – вдруг понял я и шагнул вперед ватными ногами, понимая, что только что прошел чью-то таинственную проверку.
Следом, один за другим, сошли вниз и другие участники нашей экспедиции.
Шаман уже стоял у крайнего, южного кургана, который был раскопан.
Мы поняли, что это и есть усыпальница «принцессы Алтая». Фактически кургана не было. Была выдолбленная в породе каменная яма диаметром до десяти метров. В ней проглядывали остатки бревенчатой погребальной камеры, куски льда, какая-то рухлядь. Почему-то стало стыдно…
Из статей археологов я знал, что пол саркофага был выстлан черным войлоком, покрытым странными письменами-аппликациями из золота. «Принцесса» лежала головой на подушке, на боку, в позе спящего человека, держа в руке ритуальное серебряное зеркало. Тело ее было укрыто меховым одеялом, расшитым золотыми нитями. Вокруг находилось множество культовых предметов: разнообразные деревянные и костяные идолы, резные фигурки зверей и птиц, сосуды с кореньями растений, жреческий скипетр и ритуальные ножи. Я уже писал и об уникальной татуировке, покрывающей тело «принцессы», символы которой до сих пор никем не разгаданы…
Невольно подумалось, что люди еще легко отделались, растревожив священный курган. А ведь он самый крайний среди многих других.
– А кто лежит там, в следующих могильниках, ближе и ближе к таинственному семигорью? – вдруг угадал мои мысли Паша. – И почему линия, выстроенная из десятков курганов, указывает концом на священное семигорье Табын-Богдо-Ола? Кто может объяснить?
Тордоор все молчит. На все наши вопросы и о захоронениях тюрков-кезеров, и о странностях «скифских» курганов он так и не дает конкретных ответов, говоря, что все узнаем сами, когда придет время.
Ну что ж, завтра последний переход к главной цели. Возвращаемся к лошадям, обходим стороной кальдеру-некрополь и разбиваем лагерь.

Сон не идет в голову. Сидим у тлеющего аргала и рассматриваем звездное небо. Тордоор рассказывает нам, что Млечный Путь (Кардын Дьолы) – это небесная дорога, по которой Бог ездит на своей колеснице; Большая Медведица (Дьети-каан) – это семеро братьев охотников, наказанных за то, что хотели украсть дочь небесного царя; Полярная звезда (Алтын Казык) – это небесный кол, к которому богатырь Канджигей привязывает своего коня на выстойку.
Внезапно я заметил какие-то странные огоньки, блуждающие по плато.
Шаман насторожился, долго наблюдал за ними.
– Видимо, не только мы интересуемся сейчас принцессой Кадын, – тихо произнес он. – Эти огоньки – духовные двойники людей, которые отделились от тел во время сна и путешествуют самостоятельно в тех местах, о которых часто думает их «хозяин». Это очень опасно для него. Ведь дух плато может поймать двойника и навсегда оставить у себя. Это приведет к тяжелому заболеванию человека, и лишь опытный шаман способен вернуть двойника в тело… Кстати, – продолжал Тордоор – для выхода и входа двойник использует ноздри, поэтому если спящему человеку положить уголек на кончик носа, то это напугает двойника и пока человек не проснется (а уголек не свалится) – душа не покинет тело…
Последние слова почти рассмешили меня: подумалось о том, как же счастливы и беззаботны жители Алтая, если не просыпаются даже от головешки на носу. Эх, наша жизнь – фобия.
Кто-то из парней громко засмеялся, но Тордоор быстро одернул его:
– В священных местах нужно соблюдать особые правила: не смеяться и не шуметь, оставлять духам еду, брызгать аракой и никогда не расслабляться.
Завтра, например, мы войдем в те места, где просто не может быть других людей. Поэтому не дай бог повстречать человека, особенно красивую девушку. Это явно будет один из злых духов, решивших воспрепятствовать нам. Нужно будет попытаться всеми способами прогнать его подальше…
– Красивая девчонка после такого напряженного пути совсем бы не помешала нашей ночевке… – проворковал мне на ухо друг Паша, словно опять подслушав мои мысли.

Священный Табын. День первый
Еще когда мы впервые увидели с перевала таинственное семигорье, то долго рассматривали в бинокли его очертания. Ведь, кроме пары фотографий в Интернете, до сих пор не существует ни каких-либо достоверных топографических карт «нутра» этого горного узла, ни описаний возможного подъема на его вершины.
«Каким же маршрутом можно попытаться взойти на периметр горного кольца, чтобы затем выйти к подъему на центральную вершину?» – думали мы.
Осмотр со стороны настораживал тогда даже самых опытных альпинистов из нашей экспедиции. Наружные склоны горного ожерелья сверкали сплошным панцирем вечных ледников. Корки снега, которая облегчала бы преодоление трещин, не было совсем, и сплошные извилистые пасти последних угрожающе темнели во всех возможных направлениях подъема.
Мы были в растерянности, ведь ошибка в определении маршрута восхождения сведет на нет все наши усилия. Тордоор безо всякого бинокля долго смотрел на сакральные горы, привычно бормоча что-то себе под нос, а затем сказал:
– Это – Дом, а значит, войти в него можно только с юга.
После чего молча направил своего коня вниз с перевала. Нам ничего другого не оставалось, как прекратить дискуссии и последовать за ним, хотя южная сторона семигорья ничем вроде бы и не отличалась от остальных.

Лишь теперь, когда на седьмой день пути мы приблизились к Табын-Богдо-Ола, когда из сверкающей точки он вырос перед нами огромным массивом неприступных бело-голубых четырехтысячников, мне вспомнились те слова шамана. Лишь теперь стало видно, что с южной стороны массива, куда мы и направлялись, непреодолимое кольцо гор имеет небольшой разрыв.
Через него из сердца семигорья, со склонов его центральной вершины, наружу выползает огромный, шершавый от трещин язык древнего ледника. Он растянулся по черному массиву плато, теряя свое могучее тело сотнями быстрых ручьев и покрываясь бурой пылью, пока не превратился в морену из тысяч огромных камней, высящуюся почти отвесной стеной и испускающую пронизывающий холод.
Но у нас нет выбора: лишь по этой морене, а затем и по леднику можно войти в горное кольцо Табына.
Мы стали разбивать лагерь у края морены и капитально утепляться.
У меня появилось тревожное ощущение того, что вокруг что-то происходит. Какой-то негромкий, но резкий и свистящий звук внезапно пронесся за моей спиной. Подумав, что это сокол-сапсан, которых тут летает немало, я не отреагировал. Однако спустя короткое время такой же звук раздался у меня над головой, за ним – еще один и еще… Солнце только что село за горизонт, но холодный воздух делал сумерки абсолютно прозрачными. Я оторвался от дел, поднял голову и увидел нечто, заставившее меня оцепенеть. Со всех направлений, по всем долинам плато, через распадки между скалами всех гор священного семигорья, снизу вверх быстро тянулись какие-то полосы очень плотного светлого тумана. Очень странного тумана. Он образовывался буквально из ничего перед самым массивом Табына и не спускался, как положено, в низины, а тянулся вверх до самого гребня горного кольца и, перевалив за его зубчатые края, исчезал внутри. Приглядевшись внимательней, я понял, что эти полосы имеют странный для тумана вид. Они не сплошные, а состоят из отдельных, хотя и нечетких белесых образований с колеблющимися контурами. И еще казалось, что они сами источают какой-то бледный свет…
– Они собираются на свое камлание, – вздрогнул я от голоса Тодоора. – И нашу судьбу тоже сегодня решат.
Впервые за поход всем стало страшно. Страшно не за собственную жизнь. Страшно от осознания того, насколько человеческое тело ничтожно и беспомощно перед могущественным и неизвестным нам Миром духовных стихий.
Как можно было нам обратиться сейчас к этим силам? Только молитвенной просьбой о дозволении прикоснуться, просьбой о помощи и содействии.
И все мы молились… Молились до тех пор, пока последние клочья «тумана» не исчезли в кратере семигорья. Темнота сгустившейся ночи скоро окутала все вокруг, но прекрасный и загадочный Табын продолжал сверкать мистическим голубоватым огнем, завораживающим взгляд и восхищающим душу. И тогда Тордоор снова приступил к какому-то обряду, гадая на бусинах своих четок, называемых алтайцами эрих. Закрыв глаза, он долго перебирал бусины, а затем резко, словно по чьей-то указке останавливался, зажав одну из бусин пальцами. Подсчитав количество бусин от нее до кисточки четок, он недовольно крутил головой и начинал все сначала. Многократно повторив данный ритуал, он огорченно сказал, что местные духи не благоволят задуманному нами. Чуть поразмыслив, он подошел к арчмаку с провизией, вынул одну из двух оставшихся у нас бутылок водки и откупорил ее. Наши парни недоуменно уставились на старика, еще не догадываясь, какая потеря их сейчас ожидает. Но я догадался, что шаман, видимо, решил провести обряд сэр-жим, чтобы попытаться задобрить духов. Налив немного водки в ритуальную чашу, он осторожно поджег ее и, раскачиваясь над бегающими всполохами синеватого пламени, начал бормотать молитвы, призывая на помощь своих духов-помощников. Водка потихоньку прогорала, но старик снова и снова подливал ее в чашку.
Побросав свои дела, наши парни столпились вокруг шамана, не отрывая глаз от уменьшающегося уровня в бутылке, но все же опасаясь подать хоть один возглас возмущения. А я понял: лучшего доказательства непререкаемости авторитета Тордоора в их глазах уже не требуется.
– Тоорэг! – громко выкрикнул шаман, закончив обряд.
Затем он выплеснул остатки водки из бутылки в сторону морены, под тихий стон участников экспедиции, и начал повторное гадание. Теперь он использовал небольшие камешки обычной речной гальки, принесенные из родных мест. То растаскивая их в стороны, то сдвигая в кучки, он многократно пытался «прочесть» в образовывающихся фигурах наши шансы на удачное восхождение, но, увы, ответ, судя по его реакции, все время выпадал отрицательный.
Взяв в руки бубен и ритуальный посох, он молча ушел во мглу высокогорной ночи, явно направляясь к скрипящему телу ледника.
Нет ни водки, ни шамана, загадочная чужая жизнь рядом плюс жуткий холод – настроение у всех сразу упало. «Что ждет нас в этих мистических горах? Допустят ли духи к алтайским тайнам? Все ли вернемся домой?» – мысленно спрашивали мы себя, лежа в палатках.
Проснулись рано и стали подгонять снаряжение. Хотя до рассвета было еще далеко, но это было привычным временем для восхождений. Пришел и Тордоор, молчаливый и донельзя усталый после ночного камлания. Глядя на наши сборы, сухо сказал:
– Идите… Никто не погибнет сегодня, но удача ждет лишь тех из вас, кто общался ранее с горными духами священного Кайласа…
Я вздрогнул: лишь двое из нас бывали на священной горе Тибета и их имена знали все. Однако никто не проронил ни слова, и в шесть часов утра к таинственному Табыну вышли все семеро участников экспедиции.
День второй
Преодоление огромных валунов морены отобрало у нас полтора часа, и, когда мы вступили на язык ледника, солнце уже во всю силу освещало его предательские трещины. Мы стали в три связки, причем я и Паша, с которым мы когда-то совершали кору  вокруг священного Кайласа, не сговариваясь, связались вдвоем и пошли первыми. Трещины были жуткие, но дело привычное, погода безветренная, ясная и довольно теплая, поэтому мы хоть и медленно, но продвигались вверх…
Однако когда вошли в своеобразную «дверь», то есть в ущелье, рассекающее горное кольцо, то внезапно очутились в сплошной пелене плотного тумана, наглухо запирающей его. Ноль видимости впереди, ноль видимости под ногами. Ни один нормальный альпинист не пойдет по леднику в таких условиях. Оглянулись назад, но и там не видно ничего, даже идущих следом связок приятелей. Проверили приборы – не работают ни рация, ни спутниковый навигатор.
Успокоились насколько можно и, ощупывая ледник шестами, осторожно двинулись вперед, надеясь, что выше тумана не будет. Через десяток минут едва не улетели в трещину и окончательно остановились, чувствуя полную беспомощность и безысходность. Это была явная ловушка природы, и она сработала, сведя все наши шансы к нулю.
Какой-то ступор овладел рассудком, и мы молча сидели, спина к спине, чувствуя, как сырой холод потихоньку становится хозяином наших тел, и ждали, сами не зная чего. Дремота тянула вниз веки и убаюкивала разум, отчего на душе постепенно становилось все спокойнее и безразличнее…
Внезапно что-то толкнулось в мое сознание. Я с трудом приоткрыл глаза и вдруг различил в тумане, неподалеку от себя, неясную фигуру какого-то старика в длинной белой шубе, с белой же бородой и посохом в руках. Он приветливо улыбался и манил меня за собой. С трудом поднявшись, я растолкал полусонного, ничего не понимающего напарника, и мы пошли дальше вверх, следом за стариком, даже не глядя под ноги.
Через короткое время зона тумана закончилась так же внезапно, как и появилась. Мы стояли в лучах яркого солнца, на огромном леднике, лежащем в середине горного кольца Табын-Богдо-Ола, а в километре перед нами высилась сверкающая шапка его центральной вершины. Пятерых наших товарищей нигде видно не было, молчали и их рации…

Подробности подъема на главную вершину могут заинтересовать лишь альпинистов, поэтому я не буду о них рассказывать. Вершина эта, высотой 4104 м, представляет собой большой купол, покрытый сплошной, толстой и полупрозрачной шапкой звенящего «бутылочного» льда.
Она расположена практически в самом центре горного кольца-узла, состоящего еще из шести вершин от 3500 до 3800 м. От наружных стен горного ожерелья в разные стороны отходят мощные гряды трех скалистых хребтов. Они-то и являются как географическими, так и государственными границами сопредельных стран.
Мы с Пашей почти одновременно поняли, что величественная картина строения горного узла Табын-Богдо-Ола почти в точности напоминает нам другой горный узел планеты – священный Кайлас в окружении своих скал-лепестков. Да и само плато Укок не раз уже навевало нам воспоминания о Тибете. Те же высокогорные и угрюмые мрачные просторы, те же могильники и чортены. Та же историческая судьба. Та же мистика вокруг.
Что это? Еще одно «чрево» нашей живой планеты? Опять загадка…
Вроде бы цель достигнута: стоим на вершине священного Табына.
Но где же ответы на все наши вопросы? Где отгадки алтайских тайн? Желанный «ключ» под ногами, но где дверь, за которой хранится истина?
Кое-что стало проясняться. Стоя на вершине, я понял, почему тогда, на перевале, Тордоор назвал священное семигорье словом Дом.
Ну конечно же! Ведь передо мной гигантское природное обрядовое пространство! Горное ожерелье – это священное кольцо, или Круг Силы; на юге его, как положено, располагается «Дверь»;шесть вершин – это толгожины (стражники-онгоны).
Да! Здесь все как принято у шаманов.
Так вот, оказывается, откуда они переняли законы построения обрядового пространства, позволяющего проникать в иные миры! Сама матушка-Земля научила их!
Но ведь самым священным местом Круга Силы является его центр, олицетворяющий Гол. Значит, мы с Пашей сейчас, в своей физической реальности, стоим на том месте, где в реальности духовной растет Тургэ – символическое Мировое древо, соединяющее своими корнями, стволом и ветками Нижний, Средний и Верхний духовные миры!
Но как проникнуть в иную реальность? Как воспользоваться мистическим Древом, чтобы путешествовать среди загадочных миров в поисках тайны «принцессы Кадын»? Кто здесь хозяин? Какие силы камлают в обрядовом пространстве, созданном самой планетой?
Все наши надежды теперь связывались только с могуществом Тордоора, и мы поспешили в лагерь.

К закату мы успели спуститься вниз. К счастью, все участники экспедиции были живы. Их связки двигались в тумане по леднику пять часов и вдруг снова вышли за пределы горного кольца. Гора выгнала их из своего чрева. «Дойдет лишь тот, кто позван», – вспомнились мне слова Николая Рериха.
Выслушав рассказ о белом старике, спасшем меня и Пашу, Тордоор сказал:
– Вам помог Алтай-ээзи. Это дух – хозяин Алтая, глава над всеми его духами. Он всегда благосклонен к людям, если те живут по законам природы. И только его покровительство спасло вас от западни охранников-толгожинов.
Пятеро неудачников долго уговаривали шамана провести более мощный обряд и испросить-таки для них доступ на вершину Табына. За плечами у них был опыт восхождений на многие семитысячники планеты, и провал на нынешней «вершинке» их всерьез обозлил.
День третий
Тордоор проснулся, молча постоял рядом с нами и стал выкладывать дрова для костра. Никогда не пользуясь спичками, он достал кресало, кремень и стал высекать искры на мягкий трут из пушистой травки. Трут занялся, и старик стал размахивать им, призывая живой огонь в гости к усталым путникам.
Костер радостно затрещал, словно радуясь привозным дровам. Он щедро обдавал нас волнами приятного тепла, снимая тяжесть с тела и груз с души.
– Эхма, была бы жизней тьма! – воскликнул кто-то.
– Будет. Но и в этой еще не все потеряно, – пробурчал Тордоор.
Мы насторожились: что он имеет в виду? Приснилось ему что-то?
– Надо всем вам принять участие в обряде камлания вместе со мной. Может быть, тогда и получите допуск к горе и ее тайной жизни. Я не знаю, чем все это может закончиться, но это ваш единственный шанс…
Никто не возразил ни слова, и шаман стал готовиться к обряду. Он надел свой костюм-упсиэ и притушил костер. Разместив нас вокруг тлеющих углей, он бросил на них несколько веток припасенного можжевельника, устроив дымокур. По примеру шамана мы гнали священный дым ладонями к своему лицу, макушке, груди, словно купаясь в нем. Окуривая тело, каждый трижды повернулся вокруг себя, глубоко вдыхая горьковатый запах. Слегка закружилась голова, мы стояли, будто покачиваясь в волнах приятного дурмана…
Велев всем сесть, Тордоор достал свою трубку и набил ее какой-то травой из кисета черной овчины. Он раскурил трубку и пустил ее по кругу, сказав, чтобы каждый из нас сделал из нее по нескольку затяжек. Дым был сладковатым и хорошо мне знакомым. Cannabis sativa (коноплю) издревле используют шаманы в разных частях света.
Все видимое вокруг словно поплыло перед глазами под легкий звон невидимых колокольчиков. Хотелось встать и выйти из своего, мешающего двигаться тела. На счастливых лицах товарищей я читал радостное возбуждение и готовность к действию. Мы встали и, взяв друг друга за руки, повели круговой танец-хоровод вокруг костра…
А шаман уже плясал на его мерцающих в ночи углях, наращивая темп ударов по бубну и птичьим клекотом выбрасывая из горла какие-то странные призывные слова-звуки:
– Э-о…о…о… Хулы…ы…ы… За-а…а…а…
То хрипом, то шепотом, то утробным кряхтением, то звенящим криком он будто пел кому-то свою песню, на только ему одному понятном языке. Подняв бубен над головой, шаман все быстрее орудовал колотушкой, а потом завертелся в полном неистовстве. Шнурки и веревочки на его одеянии, разлетевшись в стороны, превратили фигуру в фантастический, полупрозрачный темный волчок, грохочущий и вопящий в дыму костра, разбрасывающий огненные искры углей под наши ноги.
Все быстрее мчались и мы вокруг него, уже не чувствуя под собой твердой опоры и не ощущая уже ничего: ни времени, ни пространства, ни самой жизни тела. Исчезло все, кроме вечного движения…
– Сейчас! Сейчас мы раскрутим внутреннюю энергию священного круга, и она вольется в гол шамана! Сейчас его конь-ветер понесет исступленного седока в путешествие по невидимым мирам!
– Сейчас!.. Сейчас!.. Сейчас!..
– Хурай!.. Хурай!.. Хурай!..
Волчок тела шамана вдруг засветился мерцающим голубоватым светом, превращаясь в какое-то веретенообразное облако. Вверх и вниз от него тянулась сверкающая ось. По ней от отца-Неба и от матушки-Земли к сердцу кама полились потоки таинственной божественной силы. И там, где они встретились, вдруг вспыхнул красный огонек. Он разгорался все ярче и ярче, вырастая в размерах, и наконец вспыхнул ярким неземным пламенем, обдавшим светом и наш хоровод.
Внезапно из этого таинственного огня вдруг возникло огромное и величественное дерево. Его девять могучих ветвей простирались в невидимую бесконечность, а вершина терялась в поднебесье.
Оглушительный грохот бубна прервался на самом звенящем крике шамана, и все мы рухнули наземь в полнейшем изнеможении…
Падая в туманное забытье, я еще видел, как двойник шамана все выше и выше взбирается по веткам вселенского Древа, исчезая в пространстве миров и моем сознании…
День откровения
– Вставай! Нам пора идти! – тряс меня за плечо Тордоор.
Я с трудом осознавал действительность, слыша, как он теребит и других членов экспедиции. Непонятно, как долго длилось камлание, но сейчас была глубокая ночь, а шаман поднял всех и велел собираться.
– Я вернулся за вами. Точнее, мы все вместе будем там следующей ночью, а потому нужно успеть засветло подняться на вершины Табына. Вам, – сказал он ребятам, – разрешили подняться только на вершины священного кольца. Мы же с ним, – и он указал на меня, – проведем шаманское путешествие в поисках души той, кого называют принцессой Кадын, с центральной горы… Но вы все будете участвовать и в этом камлании. И каждый увидит и почувствует то, к чему открыта его душа. Не бойтесь замерзнуть в ночных горах. Опасайтесь быть там слепыми и глухими, ибо эта ночь будет пиком вашей жизни… И ради нее каждый из вас должен будет совершить невозможное. Опасность чрезвычайная, но не думайте о смерти. В жизни человека бывают минуты, которые стоят всего остального его пути. Эти минуты ждут вас!
То, что мы должны были сделать, выходило за грани разумного. Нужно было снова по морене и леднику войти в горное кольцо, а затем разделиться. Мы с Тордоором поднимемся на Табын, а шестеро моих товарищей должны в одиночку засветло подняться на каждую из остальных вершин семигорья.
И как только скроется солнце, мы начнем священный обряд допуска. Каждый, находясь на своей вершине, должен будет медитировать, играя на варгане. Все остальное произойдет так, как должно произойти. Тордоор подарил нехитрый инструмент каждому из нас, и мы пошли…
Я не чувствовал ни трудностей подъема, ни холода. Озноб возбуждения непрестанно бил тело до самой вершины, напрочь отметая все чувства. К закату мы были на месте и стали готовиться к обряду. Тордоор разложил жертвенные подношения из еды и напитков, разжег под камнями курильницы. Последние лучи солнца уходили, забирая с собой остатки тепла, и я с трудом представлял себе наши шансы выжить в условиях ледяного мрака высокогорной ночи, хотя пока и было до странности безветренно.
«Успели ли товарищи подняться на свои вершины? Каково им там, в одиночку-то?» – думалось мне.
И вдруг, словно отвечая на мои мысли, с одной из вершин запел варган.
И тут же за ним – второй, третий, четвертый… Минута, и уже со всех шести вершин зазвучали призывные звуки волшебных инструментов! Это было каким-то чудом! Ведь каждого исполнителя отделяло от нас расстояние от одного до трех километров, а голоса тихих варганов звучали так ясно, что можно было выделить из фантастического оркестра каждый из них! Да и какие это были звуки! Никогда в своей жизни я не слышал ничего подобного!
– Но кто и когда научил ребят такому мастерству? Ведь они прежде и в руках не держали шаманского инструмента?
– Это кай-ээзи пришли к ним на помощь, – сказал Тордоор. – Хороший знак для всех нас. Мы допущены и приняты под защиту. Пора начинать обряд.
Голоса наших с ним варганов вплелись в тягучую сеть мелодии, раскинувшуюся над священным семигорьем. Она словно тянулась от его кольца к центру магического пространства, откуда уходила в беспредельную высь…
Я уже видел этот мерцающий поток призывных вибраций и не сводил с него зачарованных глаз. Скоро он стал переливаться искрящимся золотым сиянием, превращаясь в огромный полупрозрачный столб неземного света. Поток этот шел уже сверху вниз по нашей музыкальной канве, словно вселенский отклик нашему зову.
Небесный сияющий столб вдруг стремительно закружился и стал разворачиваться в огромную воронку, почти касающуюся своей золоченой вершиной ледяной шапки Табына. Скоро вращение замедлилось, и перед моим изумленным взором предстала невообразимая золотая гора. Ее бескрайнее основание терялось в безбрежных просторах небесного свода, а вершина была совсем близко от нас. Более того, она медленно опускалась вниз, навстречу вершине Табына, и совсем скоро они соединились…
Огненная вспышка озарила все вокруг, заставив меня закрыть глаза. А когда они открылись, я не узнал ничего, что было прежде вокруг. Это был совсем иной, поразительно невероятный мир. Сияющий неземной свет вдруг превратил ночь в ослепительный день. В его лучах блистали ледяные шапки всех шести вершин священного горного ожерелья. А на каждой из них величественно восседали огромные, полупрозрачные фигуры богов Верхнего мира. Я поочередно узнавал в них сыновей великого Ульгеня.
Вот сидит могучий Каршит, умеющий творить людей и скот, двигать солнце и луну, дробить на куски крепчайшие скалы. На соседней вершине высится фигура главного управителя людских судеб, отважного богатыря Майдере. Это он сотворил из камыша и глины первую женщину на земле. Далее восседает непобедимый богатырь Мангдышире. Он сверг под землю зловредных Керей-Кана и Бий-Караша, а затем и самого владыку Царства мертвых – великого Эрлика. Вот пророк настоящего и будущего, хранитель человеческих душ, верховный творец жизни и смерти – мудрый Дьайачи.
А вот и тот, кому камлал Тордоор в день нашего знакомства: защитник и покровитель человечества Дьайык. В его ведении и обновление природы, и урожай, и приплод. И замыкает мистический круг глава всех сверхъестественных помощников каждого шамана, покровитель камов Каракушкан.
Глубокая медитация покрывала небесных братьев. Могучи и многоопытны боги Верхнего мира. Но все они застыли, склонив головы перед всесильным отцом своим, верховным божеством, создателем и творцом всего сущего, великим демиургом Ульгенем.
«Но где же он? Ведь его место у алтаря вселенского обрядового пространства, – спрашивал я себя. – Он должен быть там, где находится центральная вершина Табына!»
И тут с благоговейным трепетом и мистическим ужасом я осознаю, что Вседержитель находится надо мной, вокруг, внутри и снаружи меня. Что я – только маленькая пылинка у подножия его золотого трона! Я не вижу его целостного образа, но явственно испытываю поразительное ощущение себя в Боге и Бога в себе! Мы едины с ним сейчас. Я хоть и ничтожная, но полноценная частица своего небесного Отца! Он спустился в наш Средний мир на вселенское камлание великих богов! Он теперь со мной, и я с ним!
«Посмотри, – прозвучал у меня в голове голос Тордоора, – как стремительно несутся по склонам золотой горы воды могучего Долбора. Это река мирового сознания. Миллионами ручейков вливаются в нее отдельные сознания всех существ. Далеко в Верхнем мире, у самой оконечности Мирового древа, лежит ее исток. Принимая в пути притоки сознания, Долбор скоро становится могучей стремниной, несущей духовные воды в преисподнюю Нижнего мира. Нам с тобой предстоит путешествие по великой реке мирового сознания, в поисках души принцессы Кадын. Но начать его можно, лишь отыскав истоки рек наших собственных сознаний. По ним мы и вольемся в мистические воды всеведущего Долбора…»

 

Невероятное путешествие

Необходимо объяснить, почему нам понадобилось пускаться в такое трудное и опасное путешествие, чтобы узнать тайну «принцессы». Дело в том, что после смерти любого человека три составные части его души получают разную судьбу. Душа-сульде остается жить подле нас в Среднем мире. Она поселяется где-нибудь среди природы, неподалеку от захороненного тела, и никогда уже не переродится вновь. Душа-сунесуотправляется в загробный Нижний мир и ожидает там перерождения в каком-нибудь новом теле. А душа-ами улетает в Верхний мир и также ждет следующего перерождения.

Конечно, проще всего было бы поискать сульде «принцессы», призвав ее обычным камланием, но это было невозможно, так как мы не знали истинного имени таинственной девушки. Оставалось лишь попытаться узнать ее имя и судьбу у хозяев Нижнего или Верхнего миров, попав туда по руслу Долбора…

И вот, призвав на помощь духов собственных онгонов, мы с Тордоором пустились на поиски истоков своих шаманских сознаний. Я, как и предполагал, нашел свой исток в дебрях приамурской тайги. Стремительный полет вдоль его вод к Долбору – это волшебная лента пленительных воспоминаний о своей предшествующей жизни. Они пролетели коротким сном, и вот я уже вижу Тордоора, поджидающего меня на волшебном берегу…

– В путь! Скорей! – кричит он мне. – Скорей, пока звучат варганы твоих товарищей. Скорей, пока медитируют боги, открыв нам дорогу в свои миры…

Упоительный восторг охватывает мою душу при слиянии с могучим потоком всеобщего сознания миров. Я то плыву стремительной рыбой в его водах, то бегу быстрым оленем вдоль берега… Тордоор летит рядом быстрокрылым орлом, а порой бросается щепкой в буруны и водовороты Долбора…

– Дальше!.. Вниз!.. Дальше!.. Вниз!..

И вот уже впереди показалась черная зияющая яма. Со страшным грохотом обрушиваются воды Долбора в пещеру, ведущую в Нижний мир.

Это царство могучего Эрлика. Равновелик он по силе Ульгеню, но властвует над Царством мертвых. Здесь есть обширные болота с человеческими страстями и озера, наполненные выплаканными слезами. Кровавые реки текут меж лесов из костей. Только половинки солнца и луны тускло мерцают во мраке страха и смердящей мглы…

Но владыку нельзя тревожить по пустякам, и мы обращаемся к его сыну.

Его зовут Караш, и живет он на 5-м слое подземного мира в чугунном дворце. Вечный ворон Караша ведает обо всех душах-сунесу, пребывающих в Нижнем мире.

Но огорчила нас мудрая птица: ни одна из душ не задерживается тут более ста земных лет, стало быть, нет здесь сейчас сунесу «принцессы»…

И полетели мы скорее обратно из мрачной преисподней стезею птиц, воздушной тропой над Долбором, среди стаи душ, возвращающихся в Средний мир для очередного перерождения. Они спустились туда, а мы под звуки варганов полетели дальше, в Верхний мир, где высоко в поднебесье, у кроны Мирового древа, лежит исток могучего Долбора. Рядом с ним стоит бревенчатая изба, в которой живет матушка Умай. Эта богиня и является хранительницей людских душ. Райскими птичками порхают они в кроне Древа, ожидая позволения матушки на свое перерождение. А получив его – быстро ныряют в воды Долбора, чтобы отправиться в Средний мир и войти в тело новорожденного ребенка.

– Ответь, матушка! Ведь люди должны знать имя той, перед кем преклоняются… Ответь, великая богиня Верхнего мира!

Недолго ждали мы ответа всесильной богини. Та душа, которую мы искали в долгом путешествии, была любимой птичкой Умай. Никогда за истекшие тысячелетия не отпускала ее от себя богиня Верхнего мира. И нам не позволила даже увидеть наперсницу. Но зато назвала ее имя. Звали ее Хатхоретт, и последнее ее тело проживало в Египте!

И снова вниз по Долбору. Вниз со сладким ощущением приоткрытой тайны, с тонкой ниточкой, ведущей к клубку ответов. Я уже чувствовал душой их близость и мечтал лишь о том, чтобы побыстрее вновь оказаться у могилы загадочной «принцессы»…

 

Сознание вернулось в тело, оцепеневшее на вершине Табына, и я вновь увидел погруженных в медитацию богов. Тут взгляд скользнул вниз, и я узрел картину, которую мне никогда не суждено забыть.

В лучах духовного света лежащие в кольце семигорья ледники стали совершенно прозрачными. И под этим гигантским природным стеклом словно на витрине покоились неисчислимые россыпи золота, каменьев и драгоценных изделий. Они сверкали, искрились и переливались всевозможными цветами, будто волшебные картинки огромного, неохватного глазом калейдоскопа…

– Это загадочное золото скифов, надежно упрятанное от людей в таинственной казне священных гор. Ведь только всесильные духи могут навечно захоронить то, ради чего человек добровольно готов вновь и вновь превращаться в животное, – сказал Тордоор. – Скифы собрали и вернули Земле принадлежащие только ей богатства. Потому что они были воинами…

Потому что они были язычниками…

Последняя тайна Алтая

Мы все вернулись с горы. И все стали другими. Никто ничего не рассказывал друг другу и ничего не спрашивал. Таинство есть таинство…

Экспедиция спустилась к раскопу могилы «принцессы», и Тордоор провел общее камлание, вызвав дух-сульде загадочной Кадын-Хатхоретт. И дух поведал, что была она верховной жрицей Верхнего Египта и по высшему повелению пришла когда-то умирать к священному семигорью, потому что Табын – это Гол нашей планеты, сердцевина, где в гармонии соприкасается физическая и духовная ее суть. Это древний сакральный центр для всех язычников земли. Сюда, в место, где сходятся и время, и пространство, и возможности, всегда приходили умирать высшие из тех, кто умел соприкасаться с духовной жизнью всех трех миров. Они хотели, чтобы после смерти их души-сульде поселились в этом священном месте и стали невидимыми, но могущественными стражами казны…

Вот и тюрки когда-то хотели сюда попасть. Но не за мудростью, а за золотом устремлялись они. Лежат они с тех пор вечным уроком для всех, обуреваемых корыстью.

А тела духовных защитников находятся здесь, в увиденном нами обрядовом пространстве: шаманы, волхвы, сильфы, корнбоки, вайли, никсы – языческие жрецы всех народов и времен. Всего 99 курганов. И давно уже ждет Табын сотого жреца, ибо, по преданию, он принесет в хранилище священной казны последние щупальца зловещего золотого спрута, делающего людей рабами. Очень долго ждет…

Долго, но еще надеется… Потому и тайну нам раскрыл.

Александр Редько